Илья Кормильцев: "О прошлом никогда не грущу"
- Как это вас жизнь крутанула?
- Жизнь всех крутит вне зависимости от наличия успеха. Я человек очень скептический и настроен обычно весьма пессимистически, поэтому успех и слава на меня не действуют. Я преодолеваю головокружение от успехов при помощи скепсиса. Поэтому даже в момент успеха «Наутилуса» я старался относиться прохладно к происходящему. Критерием оценок для меня всегда был круг близких мне людей, а не публика. И если жизнь меня как-то крутила, то не в силу контраста между успехом и неуспехом, а совсем по другим причинам. У меня вообще дефицит ностальгии. О прошлом никогда не грущу. Оно для меня как нечто несуществующее в природе, не имеющее ко мне никакого отношения. Для меня важен настоящий момент и то, что надо сделать в будущем.
- Тогда «вчера» вычеркиваем, оставляем «сегодня» и «завтра». Чем они у вас наполнены?
- В настоящий момент я увлечен идеями издательства «Ультра. Культура». Меня заинтересовало это дело не в силу того, что я люблю книги или привязан к книгоиздательскому процессу. На самом деле книги для меня были очень важным и самым достоверным источником информации в окружающем мире. Все остальное значило меньше. Мне самому тоже хотелось бы писать книжки, но самый эффективный способ в наступившую эпоху - это передавать свои мысли при помощи чужих текстов. Я печатаю тексты других людей, высказывая свое отношение к происходящему через них. Таким образом, я создаю метакнигу из этих книг, которая говорит очень много о моем внутреннем мире. Использую такой косвенный способ творчества в качестве главного редактора.
- Что влияет на выбор того или иного автора?
- Меня интересуют произведения, которые строятся на неприятии существующей действительности. То есть тексты, призывающие людей изменять окружающую действительность, включая свой внутренний мир. Я не отдаю какого-то предпочтения политике перед художественным творчеством. Это различные виды одного и того же процесса. Главное - наличие эволюционного фактора, идущего в противоположность с тем, что я называю колыбельным творчеством. Есть произведения, которые приучают человека к мысли, что нужно находится в состоянии не бодрствования, а мыслительного сна. То есть он должен пассивно относиться к происходящему вокруг и боготворить действительность как последнюю инстанцию, которая дана свыше и существует на данный момент. То есть ложиться в ямку и крайне агрессивно воспринимать любые попытки вытолкнуть сознание из занятой ниши…
- Из этого исходит ваша симпатия к агрессивности?
- Она является не персональной, а скорее - метафизической. Любой продукт активного отношения к действительности всегда раздражает людей пассивных. Если ты в этой жизни активно себя проявляешь, то неизбежно, рано или поздно, ты сталкиваешься с неприятием того, что делаешь. Собственно, это я и хотел сказать, когда в свое время написал строчку: «Если есть те, кто приходят к тебе, найдутся и те, кто придет за тобой». Любое активное действие в обществе вызывает всегда консервативную реакцию. В основном это, как правило, раздражение на самих себя. На бытовом уровне все это сводится к фразам: «Зачем все это надо? Нам и так хорошо», чем и выражаются убеждения пассивных во вредоносной деятельности активных. В любом случае эти два течения все время сталкиваются на протяжении человеческой жизни.
Поэтому мы ищем тех авторов, которые отображают конфликт с данной нам в ощущениях действительностью, и тем самым пытаются заглянуть под поверхность вещей.
- Можно себе представить, сколько вы читаете…
- Да. Читаю гораздо больше, чем нужно… Из удовольствия чтение превращается в труд. Но это оборотная сторона любой редакторской работы.
- А что - в удовольствие?
- Для меня всю жизнь такими книгами являются энциклопедии и справочники. Совершенно разные. Даже дело не в том, что расширяются знания, для меня - это легкое чтение. По ходу дела что-то узнаешь, что-то подмечаешь. Телевизор я не смотрю с 1994 года. Хотя при этом я в курсе всех событий, передач, рекламы. Когда ты живешь в обществе, которое управляется телевидением, то все, что достойно внимания, ты в законспектированном виде узнаешь от других людей, которые телевизор смотрят. При этом ты не теряешь свое время, а, кроме того, - не попадаешь под гипнотическое специфическое воздействие ТВ. Ты получаешь как бы резюме, а не пустышку для глаз, в которые вставлены соски… В театры хожу достаточно часто. У меня много знакомых режиссеров, жена - актриса. Но на первом месте у меня - литература и музыка. Потом идет театр, кинематограф, живопись.
- А как вы теперь относитесь к року, как музыкальному течению?
- Российский рок в его современном существовании производит крайне убогое впечатление. Жанр этот сейчас в упадке. Почему - об этом можно долго говорить. Если вкратце, - то он не сумел использовать свой эволюционный потенциал и оказался апроприирован существующим обществом. В результате чего и погиб. Когда свой протест он не смог перенести на более высокую ступень, то всякий будоражащий интерес к нему был утрачен. Он стал скучен, формален, бессодержателен, зациклен на внешних проявлениях. Это в целом о роке. Есть его отдельные представители, которые и сейчас делают что-то стоящее.
- С сегодняшним днем разобрались. Что заготовлено на завтрашний день?
- Планы у меня связаны с издательством. Я хочу превратить его из книжного в книжно-журнальное. У нас давно не было литературного альманаха, который бы сочетал в себе элементы литературы и культуры, и был бы обращен к думающей публике. Сейчас колеблемся между двумя названиями - «Городской партизан» и «Нигилист». Достаточно провокативно, но по сути своей это будет антимаргинальное издание. Авангард сам себя отпугивает тем, что соглашается на роль гетто. Если же ты хочешь сделать идею доступной, то не надо возводить забор между собой и публикой. Проблема большей части искусства в том, что есть очень много претензий, которые не подкреплены никаким содержанием. И в итоге выходит шаманское размахивание руками, не более…
- Что из выпущенного вашим издательством вы могли бы посоветовать прочитать?
- Мне по-своему дороги все книги, которые уже вышли в свет. Я хотел бы обратить внимание на тех авторов, которых знают меньше. Например, на книгу Олега Шишкина «Красный Франкенштейн». Это очень интересное историческое исследование малоизвестных моментов в советской истории, когда серьезно была поставлена задача о гибридизации человека и человекообразной обезьяны, для чего, собственно, и создавался Сухумский обезьяний питомник. Шли работы по созданию человека для работы в шахтах, рудниках, для испытаний лекарств и т.п. (Как позже выяснилось, для всего этого гораздо проще было обеспечить достаточное количество зеков…) Книга спорная, но это не фантазия. В ней использованы засекреченные документы. [Тов. Кормильцев ошибается. Задача была успешно решена, как доказывает факт существования российских "либералов" и "демократов". А гибриды из Сухумского питомника даже воевали в составе частей Госсовета Грузии в 1992-93 г.г. на Гумисте под общим названием "Мхедриони". - прим. КПРФ.Ру]
Заслуживает внимания «Революционное убийство» Хьюи Ньютона. Она хорошо написана, читается, как биография, как исповедь. У нас люди не представляют, откуда пошло негритянское движение. Никто не знает, что в раздувании черного самосознания в Америке огромную роль сыграл Китай! Автор написал эту книгу в тюрьме…
Из книг, которые выйдут в ближайшее время, очень забавной могу назвать «Тайную жизнь сатаниста» Бланш Бартон. Это биография Антона Шандора ЛаВея, создателя всемирной церкви Сатаны, единственной в мире зарегистрированной и признанной официально сатанистской организацией, которая существует в Америке. Главный храм - в Лос-Анджелесе. Эта религия основана на том, что сатана учит тебя заботиться только о самом себе. Но это возможно, если люди вокруг будут тебя любить, с готовностью выполнять все твои желания. И не ты им будешь служить, а они тебе… Основной паствой этой церкви были и остаются звезды Голливуда. А история ЛаВея интересна сама по себе. Он не был магом или убежденным сатанистом. Скорее - ловким фокусником, который хорошо понял, что нужно американскому общественному сознанию. Чем-то он напоминает этакого Остапа Бендера.
- А я хотел вас спросить, что вас в этой жизни удивляет? После услышанного вроде бы и неловко такое спрашивать…
- Удивляет? Сам факт этой жизни…
