4ESF (антиглобалистская)
(фоторяд к поэме)
поэма
посв. Анастасии К.
Пролог:
Большая Дмитровка, крытый переход вдоль стройки,
Чёрный с гитарой в чёрном чехле за плечом,
навстречу Гражданская Оборона,
гитарист Чеснаков, привет-вопрос:
- ЗдорОво, на рЕпу?..
Егор Летов, рукопожатие. идут, вероятно, в пирОГИ,
они - в центр, я - из центра, им вслед - ответ:
- Нет, в Афины, на Социальный Форум!..
1.
по безлюдному утру
тебя покидаем, столица
старый розовый свет
на знакомых домах...
двухэтажный автобус:
мы выше и ближе
видим отсюда окна,
убранство балконное -
отчётливо-пыльное - Садового Кольца
Красные ворота - Курский вокзал - Таганка
моментально:
"пока" - вам, рекламы -
24 часа в сутки, members of mayday,
безглавая громада, недовысотка на Павелецкой,
снесённый бюст Ленина уступил место новострою
кузовА камазов в прилипшем цементе
стали сверху видны, на работу спешат...
словно сон нас поднял
и понёс по Кольцу центрифужно -
раскрутить и выстрелить в незнакомую даль
Крымский мост и советской семьи
нарисовано в бежевом утро...
домА знакомого вращенья
стали в начало
неведомого долгого пути (go-go)...
перед Калининским проспектом
прощально развернулись
и к Киевскому вправо
7:56 на часах латунно-гостиничной башни
высоченны в небе столичном
башни-дома Кутузовского
"мне интересно, как устроен бизнес,
а не компьютеры" - и тебе "пока",
рекламная дурашка
рассеялась столица
Можайское шоссе
пропускает быстро
лишь мигалочные bmw
на них свысока смотрим -
едем-то не на Рублёвку,
путь нам подальше лежит -
на саммит, что против рублёвских,
против рублёвых и долларовых
олигархий
средь выжженной предпахотной земли весенней
уже ближе к Смоленску проехали за заборами
бывших заводов и их гаражей
полусмытое ржаво дождями новейших времён
лепное убранство советской эпохи
рабочие трудовые позы героев указуют вперёд
Т-34 с пьедестала глядит башней туда, куда едем
и снова разруха заводских площадей
сгоревший RAFик под тускло-мозаичным серп-молотом
подытоживает разорение
(кто ж знал, друг детства Рафик,
что ты Red Army Fraction тёзка?)
всё берёзки да берёзки
сухощавые и падшие
над горелой травой весенней
временят опасливо, без зелени
торжествуют во все цвета
только автозаправки
нефтяные царства
пестрит различием дизайнов
оплачиваемая твоя фантазия, Евразия
Роснефть, зеленеет-зазывает БиПи...
питаемый всё теми же нефтепродуктами
автобус наш вгрызается резиновою хваткой
из нефти вываренных шин в дорогу к ЕэСэФ
неуверенная прозелень весны
Роснефть, проваленные серые дворы
да кладбища с голубыми трубными крестами
яркость только бензоколонок, "комков"
да венковых цветов
за белорусскою границей - сухолесье
весна ещё не раззеленила
ресничное мельтешенье ветвей
(this way)
за таможенным бугорком
глинобитное кафе разрисовано вручную
иероглифом Кока-Колы
(опровержение Маркеса снова)
гнёзда большие и малые?
нет, на тонких ветвях берёзовых
пумпонами пушистыми лишай
в весеннем сером небе...
и серебристые военной скорби памятники
а автобус наш молодёжный
галёркой поёт-подытоживает
шестидесятничество-восьмидесятничество
ГрОб-Цоя-бардов
сталовая, прадукты -
московским в транскрипции аканьем
нас приветствует БелАрусь
автобус наш антиглобалистский поёт
hasta siempre, comandante -
полям перелЕсистым
родным белорусским
(Шалашына
аккуратненькой автобусной
остановкой проскочила)
огромное аиста гнездо
в ветвях над домом
в Хлюсцiне,
проезжаем Селiшча, селiшча...
шрифтовой переезд за границу -
постепенный, сперва в родных словах
лишь эти "i")
за Селiшчами - взрыв
первого право-заднего колеса,
подорвалось на кирпиче, аж заглотила его шина...
средь сухотравья и болот поджидаем, обедаем
поля чистейшие разбужены весной
готовые к посевам - голубеет в чёрном,
их вспахивает трактор Беларусь,
всё чище и равнiнней здесь
хоть так же выжжена земля вдоль трасс,
но аккуратней и зеленее свежая трава
но где бензоколонки,
где олигархий конкуренция разноцветная?
один Белнефтехим
поклёвывают посевы вороны и голуби
дружной стаей за пыльным плугом
Sovtransavto - попутно катит парадокс:
страны-то нет давно, а лэйбл остался...
трейлер, синяя клеёнка, белые буквы
вечереет за длинным нашим
автобусным верхним окном...
Брест, таможня,
проштампь нам загранпаспорта -
ведь за этою тьмой уже заграница
так близка - свет домашний
в окнах похожих на наши восьмиэтажки домов
сон всё спутал и спрятал,
ожидание заграничности асфальта и реклам
опередило утреннее прояснение
и только польская таможенница в ночи требуя
куриные яйки и млеко в мусор отправить
приветствовала истинно, язычно (мы:)
- Что, и плавленные сырки выбрасывать?
- Ну, ясно.
Zwolnij - в Польшу въезжаем ночью
в сумеречной полувидимости-полудрёме
латиница сгустилась, довольствуясь не только "i" -
и в транскрибции забрала названия,
белорусским родственные,
но более вольные,
званые грядущей страной,
звольные
въезд через то узкое устье дорожное утреннее,
среди смелеющих кустов весенних, берегов,
где началась для СССР Великая отечественная
деревьев стать незнакомая,
с широкими расцветшими
паразитами-пумпонами зелени
переход языкОвый почти неощутим, ясна латиница:
cinkovanie ogniowoe...
хозяйства здесь, дворы
разнообразные
другие стены и другие кирпичи,
будто средь буро-бордовых
ещё и печные, обожжёные,
зелёно-аккуратны парники
(здесь полиэтилен специальный,
цвета бутылочного стекла)
2.
Варшава древнекаменно впустила
в утреннее безлюдье нас спокойно,
как отпускала ты вчера, моя Москва:
конструктивизм да сталинизм - и здесь...
высотка с часами бигбэновАтыми,
послевоенный подарок советского народа...
"кредит беспечный" - реклама говорит
в центрально-неровную сеть
коротких узких улочек -
Пивных, Пекарских вбегаем,
выпущенные автобусом
лишь на час
внутрь замка, стены которого
не видны за домами или в них вросли
(Вроцлав - будет позже)
утром у фонтана нужно и умыться,
мятно поприветствовать десну,
подглядеть здешнюю, куда более нашей
зелёную, весну
(выглядывающую нежданно
деревом из-за каменной стены)
хотя часы здесь более ранние
всасывает шумно фонтан маленькой площади
под старинными окнами, крышами
воду - утренняя профилактика,
)объект фотографирования и пинкОв
тоже проезжих, но туристов -
большой чебурашка,
побелевший, олимпийский,
за экс-соотечественика не вступаемся(
девушки-варшавянки
редкие утренние встречные русые -
успеть в ваших чертах разглядеть
лишь явнопольские уголки губ
позавтракать консервами у Вислы
и с набережной видеть даль из снов:
дома восьмидесятых, телебашню,
быстрое и бурое теченье,
почерненье омываемых каменьев
задрёманную вытяжку мостов,
антицерковные и эколОгов граффити
расскажут больше, чем таблицы улиц -
"god save the queen от глупых детей политиков"
разгадав здесь узел трасс у эстакады,
под коей временный покой нашёл автобус,
возвращаемся коротко нехоженной мостовой
к родному Неоплану-двухэтажке
(оросив цветущий жёлто здесь кустарник,
весенним почвам чужеземья сил подлив)
кварталы панельные серые
из центра мы в них выезжаем
по улице по Краковской
попутно трамвайным рельсам
весна щедрей позеленила европейский город
чуть жёлтым плакуче-ивовым
пирамидально-тополино среди пятиэтажек
навроде сильно прихорОшенных хрущёб,
но розовых длиннооконных,
однако среди этих стен и
радостно из древних стволов глядящих листьев
свою человечью осень несёт
с тяжёлым бело-шуршащим пакетом продуктов
почти как наш идёт один домой
неспешно нелегко дедушка - возможно,
ветеран Войска Польского...
(но мы-то сейчас ещё медленней,
пробки сгущают и здешний автопоток)
необъяснимо ты мила, нужна нам, Польша:
и чем злопамятней, вольней, непредсказуемей...
но речь твоя растопит хмурь в улыбку,
знакомым корнесловьем, вывернутым смело
и родственно, приставками-перкуссией...
(стоп, товарищ Дзырний, децентрируйся:
кто коверкает? исходности языковой ведь нет,
меняется в движении земном
язык как лица родственных народов,
прибавляя смуглости иль светлости,
скуластости, кудрявости - словно окончания,
материк-язык шевелится, живёт сквозь измененья
и общий предстоит ещё вымудрить)
и тем дороже здесь модерн, ведь это
"пан Пшебышевский узрел в растенье
букву "л"...
но вот и повсеместный
старый добрый дядя Сэм,
что желает счастья всем,
и две путаны в цилиндрах
на рекламном щите (shit)
встречают польских деток
над аттракционом -
глобализация подлизывается с мАлостей
и так же Кока-Кола стережёт
магазинные вывески по краям
а бензоколонки чаще прочих -
Petrochemia Ptock S.A.
(мЕстно нефтяное буржуинство)
частный сектор аккуратно-разный
Alleja Katowizka
(уж не нашего ли Котовского имени?))
centrum distribuzji
да, и трава во поле Польши весенней, зеленей
трава другая и капитализм селян древней
частная собственность отлажена
сёла малюсенькие, поля большие
педантично вспаханы,
и дождик их поит, нас прогоняя дальше
всё трэйлеры да трэйлеры
своими фирмами светятся
и трэвелеры мы...
аранжиреи и равнинные
длиннополОсные поля:
Земля уравновесилась
и европейскою
комфортной плоскостью
в Германию пошла
фермы, рулоны сена,
места разрухе и места раздумьям
нет россиянским здесь
и изумруден тридцатоапрельский
травы межпахотной
в полях поландских цвет
(мой свет, ведь я ещё вчера заметил,
что двигаюсь к истокам твоих предков
чрез белорусские просторы и поля...
и в лицах девушек варшавских искал тебя)
стиль кладки частных стен
с вкраплением перегорелых
почерневших кирпичей
а у многоэтажек панельных крашеных
если уж балконы - то разноцветны вовсю,
будто напоказ специально
радужная демократия
и много подорожных
флагов красно-белых
и всё ж берёзки здесь - сиротки,
нет коллектива им, стоят по перелескам
небольшими хороводами
так и капитализм:
не разнолик и не спонтанен -
плавный, хваткий, скромный
на фоне наших заправок роснефтяных,
что хоть богаче, но кажутся поделкой,
подделкой под вальяжный Запад выглядят
stacja palew
и уж если крест у дороги,
то радужно ленточками подвязан к ограде,
словно свадебно (католическое празднество?)
сюрприз(!) реклама sikkens
(местная фирма?) - см. поэму Дом
ржавый Zuk-грузовичок
доживает свой кабинный век
в сельском дворе osjakow'а
и путь наш тянется и тянется лесами, где
сосняки вперемежку с берёзами
равнина стала прирастать холмами плавными
в садах средь бурых черепичных крыш,
noclegiстранникам-туристам продающих,
все яблони давно уже в цвету...
(и почему-то среди улиц Вроцлава -
он именем как будто брат Варшавы -
мне видится ясней твой светлый облик,
мой ангел, среди древних стен и рельс
не ты ль стояла?.. на незнакомых
их центральных мостовых)
вечер застал у границы,
за день мы минули Польшу
zollamt Ludwigsdorf / autobahn
держит нас, досканалит таможней
(отправляет назад несовершеннолетнюю
без должного по документам сопровождения,
с полпути - домой, но с подругой, все же, не одной)
здесь на границе для поднятия духа
и фильм пригодился -
Застава Ильича для первого-второго этажа
занятье-восприятие предсонное, родное:
на экране мостовые, рельсы и асфальт Москвы,
за окном реальность автобана...
там 1960-е, тут 2006-й
3.
прибыли ночью в Дрезден
в город из короткого посттаможенного сна
автобус - в девятичасовой отстой
мы - на воздух, в холод неродной
по Фриденштрассе продолжаем путь,
направление к центру:
в сумрачном холоде весна не видна,
только пахнет едва москвоватыми ветерками
гостиницы хоть греют на секунду,
но гоняют - от одной к другой
(нет мест, дешёвых уж тем более)
так, следуя мимо тёмноконных древних домов,
мимо расхристанных вполне знакомо
мусорных контейнеров, афиш
рearljamи tool'aпод желдор-мостом,
оказываемся всё центральнее
отэль Энаш (не наш) направил в Альфу
оттуда вперёд и налево
молодёжь не спит и здесь в четыре ночи
трамваи длинные без стука проезжают
не найдя мест в очередном отэле
(где выяснил, однако, телефонно
полный дежурный, что есть
места в отэле Ибис)
возвращаемся к нашей
окраинно-длинной Фриденштрассе
погреться шаурмой и освежиться пивом
забрались мы в кебаб-паб
по-русски и немецки говорим с худым
молодым восточным поваром-хозяином
немецки-светловолосая его помощница
пивные кружки наполняет Пиллс-Хэллом
с небутылочной горчинкой Германии
и убегает домой со смены
покуда ели-грелись
и зубочистились в долгожданном туалете -
рассвело
теперь нам - в Ибис
чтобы смыть душем с душ путников
последнюю усталость и невыспанность
(добрый хозяин кебаба даже бросает
на пару минут своё заведение,
чтоб указать нам верный путь)
на остановке седьмого трамвая
две пьяные брюнетки в шляпах
итальянской соломки Baccardi
со спутником маленьким кругленьким
веселятся, высыпая содержимое сумки одной
на широкие плиты мостовой
("Все бабы - дуры" - громко заявляет комсомолец
из Набережных Челнов, уверенный,
что немки не поймут его кощунства)
с ними в один трамвай и садимся -
сразу завязывается разговор
англо-русский и англо-немецкий
банкноту из Арабских Эмиратов
нам демонстрирует голубоглазая
брюнеточка фольксдойче Нина, другая
тоже с голубыми глазами большими -
училась в российской школе несколько лет
и говорит с нами свободно,
но остроносая Нина -
которой мы с Шапиновым дарим в ответ
сувениры-банкноты украинские, русские -
дойчляндистей подруги
из клуба возвращаются, там трудятся:
хмельное баловство их - профусталость
пока взаимопредставлялись,
Нина переводимую фамилию Шварц
или шутливее - Шварцман
упорно слышала как Шнапсман и смеялась
Нина, пока перелетаем Эльбу по мосту,
указывает мне глубоко-голубыми
глазами и словами узких губ на fluss и shloss
и старину центральных возвышений -
кирхАльных, патриархальных, чёрнокаменных,
остроконечных башен, ратуш...
вернулись свежими из ибисова душа,
а Дрезден уже солнцем освещён
...здесь строил баррикады М.Бакунин
радУшные солнечные ратуши
чёрные подтёки на древних светлых камнях
здесь Первомай собрал с центральных улиц
в квартале набережном ярморочный люд
средь прочих – красно-первомайские
лотки под зонтиками
с аббревиатурами партий
монтируется сцена под REMовскую
«E-bow the letter», что вместе с Патти Смит поют…
баварскими колбасками,
стэйком с пивом на маёвке
встречают Первомай-2006
дрезденские интеллигенты, коммунисты,
анархисты, панки-антифА
под чёрными изъеденными
стенами-кАмнями галереи Дрезденской
под лицами-статуями святых и королей
времён давнишних – живое море
красных флажков и зонтиков,
один из которых укрыл наш перекус
колбасками и снова небутыльным
грубо-потным пивом, стэйком
а на Эльбе гудки пароходные долгие,
гонка ретро-кораблей:
одновременно хрипло пар выбрасывают
в ожидании старта выстроившиеся
на дистанции с лопастными колёсами
широкие речные суда – с моста уже их
в быстротечной Эльбе видим,
возвращаясь к Фриденштрассе
бульваром, тоже празднично гуляющим
Первомай-воспоминание
спокойно-буржуазное, семейное,
как повод погулять с детьми,
их угостить... как и у нас в 80-х, впрочем
ведёт троих по Дрездену путь незнакомый,
комсомольцы из Набережных Челнов
пред бьющими из мостовой струями фонтана
присели покурить на лавочке, за которой
укрылся в листве городской
белокаменный памятник-Шиллер,
скуласто-мудрый, хмурый, боевой
от площади сплетения трамвайных узких линий
левее, мимо заброшенной пустооконной старины,
особняка, пригодного для сквота, идём-выведываем
у прохожих немцев, ителлигентной бабушки и пары молодой,
how could we find a friedenstrasse here
и даже не заходим в русский магазин Светлана,
единственно работающий в тиши воскресной,
только велосипедисты навстречу нам...
(в чём заграницы этой секрет - земли и улиц?
здесь мостовые широкими ладными плитами идут
даже в окраины, в малонаселённые кварталы
и нет людской, родной нам густоты:
весь Дрезден уместился на мосту -
глядящий светлыми спокойными глазами,
и из колясок и с папиных плеч - на гонку пароходов)
здесь зазаборный частный сектор соседствует
с кирхой высокой, но окрАинней
находятся пустые особняки
века позапрошлого, с намёками модерна
и целый угловой высокий дом,
почти bauhausного поколения
стоит пустым, безлюдным
напротив офисно цветущей одноэтажки -
капитализм узнаваем легко и в экс-ГДР,
и на пустыре с заросшим котлованом
но нам пора на встречу с Неопланом:
отдохнувший, чистый, нас ждёт -
всю делегацию с флажками демонстрации
усаживает внутрь и вновь вперёд, левей -
на Форум...
везущий в двухэтажном своём нутре
сквозь все границы и таможни
взрывчатку революционных мыслей,
гляди, Неоплан, многовзглядно нами из окон:
анализируем мы здесь капитализм,
всё так же домашне и тихо прижившийся,
как и у нас - средь частых домиков, оград,
машинок частных новых, техники сельхоз...
покА, немецкий Дрезден.!.
а ближе к Мюнхену Германия-то расхолмилась:
сначала плавно, ветрянЫе энергомельницы
трёхлопостные на склонах выставляя бЕло,
но перелески сгустились, холмы участились
и автобусу даже на прежние скорости
приходится возвращаться,
чтоб на новый холм по автобану
взобраться и передохнуть в
Bruckenrasthaus Frankenwald
холмы всё выше, тени облаков чернеют
в лесных островках нарастающих
и на повестке голубых таблиц дорожных
уже Хоф-вест и Нюрнберг, Мюнхен
всё так же аккуратно-зелены, засеяны поля
и грубый привкус пива - как привет земли,
минуемой изрусским Неопланом:
отсюда танковые и людские орды шли
нас уничтожать с благословеньем свастик...
тому назад чуть более полвека
цементный, пивной или химзавод
TBG Munchenberg предсказывает
город-родину нацизма,
откуда ныне антиглобалисты прибудут
вместе с нами через день в Афины
высокие пропеллеры трёхлопостные, работящие,
красивые и страшные (пугливому б мерещилось
вращенье чёрных свастик, но эти белые), эко-логичные,
футурологичные, ветру логичные -
обдувать сей наклон белизны
и давать свет домам, фермам
энергогенераторы - в технику влитая мысль
улучшения жизни в отдельности домиков, ферм -
сможете ли стать для коммун тем же самым?
откуда среди этих черепичных крыш,
холмов и сосняков (где ныне выростают,
вливаясь постепенным сгущеньем зелёных полос
своих одноногих опор в цвЕтность леса)
бралась чёрно-коричневая сила?
не здесь - в городах, в мюнхенах
светлоглазые и краснощёкие парни
дрались у витрин еврейских магазинчиков,
выбивая из себя, не из врага - соседа...
а сейчас эти близкие к автобану леса-красавцы,
тёплые листья, поляны и хвою
дающие взгляду, но не рукам -
все огорожены, частная собственность -
не бетоном, рабицей обычной, клетчатой,
однако за неё - ни-ни, хозяин будет вправе
стрелять... таково зарождение "правых"
берёзы кажутся здесь заражёнными от сосен:
ветви тянут вверх и сохнут в тёмных waldах,
в германских нарождающихся Альпах
чёрно-белые склоны альпийские снежные
слева от автобана растут за полями-холмами
и сгущается вечером ночь:
средь альпийских зияющих пятен-проталин
мы глядим фильм "Москва, 1932-й год",
на попутны домишки на склонах,
что теплеют окошками в ночь - мы же
коллективом глядим в окно экрана,
где Калинин ест завтрак с семьёй,
а Будённый в трусах - на зарядку встаёт...
а мы засыпаем-задрёмываем сидючи
огромные ночные
чернеюще-холодные
Альпы (с примостившимися под ними
огоньками жилья) нарастают над нами
как призрак-зима
ночью невидимо-горную
минуем Австрию
покуда спим - меняют колесо
левое заднее
возились долго колотили спали
4.
семь часов по местному, второй день мая
u pusso buble
проснулись мы уже в Италии
виноградники в узкой долине
мелкокаменная кладка
Верона впереди
домики бежево-древние
с крышами серыми, почти плоскими
виноградники вплоть до дороги
здесь же и винзаводы
черепичные крыши поплоще немецких
и польских, стены выше и чаще всего
желты, бежеваты
асфальт порозовее, шоссе поуже,
двуполосное
здесь хмуры небеса,
мы влезли в облака
eastern granit, лейбл
на железнодорожных кранах говорит
и ближе к нашей теме -
куда летит, планирует наш Неоплан:
Eurocongressi Hotel Tenuta di Nolano
(неужто со времён Генуи-1999?)
на склоне напись
confeccioni re-lu.f
Le Corti Venete centro commerciale
наконец, преодолели кручи боковые
и горы снова уплощают свои
лесистые пирамидности
а указатели подначивают: Venecia,
но в неё заплывём-заглянем
только на обратном: не поспевает
Неоплан наш ТИбус
цивилизация частных домиков
с плоскоскатными черепичными крышами
развернулась тут средь тёмных лесистых холмов,
на которых ревматично кривится
точно больная клюка и медленно
зеленеет при этом как папский посох в Тангейзере -
виноградная лоза,
размноженная бесчисленно
деловито капитАлисто,
накрытая чёрно-сетчато местами
so ave bolla
и впереди из гущи облаков нам светит солнце
из края нам пока неведомого моря (что слева
средь проезжаемых земель, холмов и гор)
Адриатического
Plastic metal, siliconi, nuova technica -
магазины итальянских индустрий
Ferlat Acciai
разруха здесь - явление художественно-штучное
и трещины стеннЫе как в музее
под провалившейся черепицей
и вот уж италийская равнина -
весна здесь ближе к лету,
засеянные зелены поля
пирамидальные тополя
и даже пальмы низкие
придомовые и придворные
солнечно, но местные рабочие дорожные,
крестьяне ходят в куртках:
не для листьев, для людей ещё обманчиво тепло
Dimensione arredamenti
буржуазное разнообразие катерочков,
яхт при мачтах на спецстоянке
снова предрекает приближение
большой-большой воды
грязная болотная вода
борется с землёй
Падуя на дорожных знаках
почти по-польски - Padova
De A. Mare (на ангаре)
да, море рядом
с огромных грядок салатово-бордовый
собирают урожай салата
традиции здесь плосковатых
черепичных крыш, копящих времени меты,
выгорающих, выцветающих, осыпающихся
всё те же маленькие дворики,
пластмассовые кресла,
частнособственническое мельтешение
убранств, машинок
(и вне кварталов дуче - мечта фюрера:
каждой семейке - "жука" фольксвагонного)
millЕВРОnium
слева в невидимой гавани
хмурый серо-железный парОм
на стапелях сваривают
высоченный, плоскобОртый
всё здесь разливы-заливы
и всё-таки мелькнул левеющий
отдалёнными постройками островными
за плоской словно болотной водой
туманной полоской призрак Венеции
равнины всё шире
ближе к Равене
лесопосадки лиственные стройные
и средь равнин здесь даже замки
в маленьких городках
с названьями вроде Феррары
на недостроенном бетоне -
«guerra al capitale» чёрной краской
и анархознак
взгляд изоконный антиглОбал-баса радуют
такие заявленья,
товарищи и здесь не дремлют, значит
но патриотизм итальянский попсУет:
даже на маленьких двориках
зелёно-бело-красные триколори
облака низкие, разрозненные, серобрюхие
идут медленно, словно в сомнении -
стоит ли влагу полям и их
виноградникам, посевам отдавать?
заброшенные фермы встречаются и здесь,
старые наши родные знакомые:
техника брошенная ржава
но рядом же - песочно-насыпные грядЫ
с посевами салата...
огнедышащий зверь многолапый - Agip
нефтяной олигарх итальянский
продаёт здесь бензин, монопОлит
строймагазинчики - как у нас,
только на приусадебных участков грядках -
виноградники
Cava di Sabbia
но и пустые поля тут не редкость,
а способы орошения -
передвижные колёсные трубы,
напоминают советские
Marina Romea,
всё больше морских предречений
огромные подвесные сети в леманах
при рыбачьих высоких будках
кочки и трещинки дорожные
среди попутных нам зелёных коридоров-аллей
напоминают родимо-российские
дома крестьян как оазисы в полях
рельеф, похожий на подмосковный,
лишь елей нет в перелесках,
а дома окраин Равены
вполне сошли бы за наши пригородные,
но только черепично крытые
виноградники повсеместно
рядом с посевами прочими
крестообразные конструкции,
несущие лозу - ближе к Болонье
старые полешки лозовые
лежат дровами у дороги
заборов нет у виноградников,
видно хозяину всё, что на Его
владениях творится, посягает ли кто
на будущее его вино
и наконец-то слева долгожданно -
бирюзовая у берега и синяя глубже
за черепичными крышами -
Адриатика, вровень с равниной
Umani Ronchi
Rosso Conero -
да, рощи уматные,
винные рощи - красное, rosso
словно крымские, летние зелёные склоны
в виноградниках, низких деревьях,
участках крестьянских виноградарских,
за ними - ощущение и знание уже
левого широченного морского пространства,
за которым каменИтся древность Греции
и как же тут всё плотно засевается:
сияют почвенно солнцем залитые склоны
и вспаханы, кажется, даже горы -
светло-коричневая землица
в мелкий комочек лежит,
вынашивает всходы
кварталы черепично-кирпичные
жмутся к морю
суда - как меты дали Адриатики
здесь мы её переплывём:
наш Ти-бус Неоплан внутри парома
и мы на палубе его через часок уже отчалим
Анкона - город горный
на бирюзовом берегу Адриатики
каменистый сгусток
прямоугольные высокие колокольни
без куполов и балконистые домики
нарастают перемежаясь с деревьями на склонах
на глядящем в сторону отплытия балконе
припортового жилого дома
нас в путь благословляет
с личного кубинского флага
неизвестного товарища - силуэт Че
но поблизости и Banca di Roma
в одном доме с Radiotelevisione Italiana
капитал всегда с государством в обнимку
вбежали в кварталы Анконы лишь на миг -
в круто понимающихся улочках ярмарка,
окликают комсомолку нашу Франческу
почти по имени, обращаясь к всё тому же
лику Че на её рюкзаке...
бутИки, мелкие кварталы и высота небес среди
сгущенья незнакомых стен, колоколен, подъёмов -
всё это словно глаза новых внезапных друзей,
что могли только сниться, такое ведь бывает
столь стремительно как раз во снах
но море вызывает, отплываем
на красной высокой корме
от солнечной короткой набережной:
город небольшой стремительно уступает
пространство морскому безбрежью
да, италийский брег, тебя мы покидаем
и полосатых хмурых скал твердь отдаляется,
с заливом Анконы вместе вся земля-Европа
скрывается, материк - под серым тёплым
покрывалом облаков, что солнце тоже прячут
чернеет и всё выше крайний горний берег
его готовы бело смазать облака...
разбегаются волны, бурно вспахано море нами
и берега нигде уже не видно
в этом небесно-морском вечере
облака береговые уплывают назад,
с ними линейные следы самолётов...
мы одни на пути к праматери-Европе,
материку культур, родине демократии Греции
Адриатика воистину огромна -
всем слава здесь пирАтившим бесстрашно
даже хвост нашего дыма коричнево-жёлтый
сиротливо стелится домой, к Италии, на запад,
а мы восточней держим путь
и ночь не властна над нами, левыми -
на верхней, самой бедной палубе полуоткрытой
давно концерт: акустика-гитара в акустике морской
звенит... все попутчики оказались единомышленниками
поём Bella Chiao с Андреа и Маргеритой,
итальянцами юными левыми, парой,
со школьницами-француженками
поём Интернационал, одна из них,
в очках хоть, но хотела исполнить
даже песню SOAD, но не решилась
(увидев короткий внутренний антифА-конфликт:
вперёдовец Кирилл Медведев со смехом уронил
со стула провинциального чернорубашечника,
тихого сочувствующего Славянского Союза…)
единящий единственный общий язык -
позаимствовали у глобалАйзеров,
у кока-кол, корпораций... английский
вынужденный эсперанто, но главное -
понять эти лица, друг друга, чтоб
дальше нам плыть, петь и быть заодно
вражда теперь только комичная уместна:
профсоюзник товарищ Собачкин
неполадил с собачками,
на борту на ночь их в отдельную спецклетку
определили по его настояниям
напевшись и пятилитровых красно- и беловинных
бутылей вкус испив сполна,
засыпаем по-антиглобалистски, как подобает
странникам нашего разряда - Андре и Маргерита
на лавочках палубы в спальниках ютятся, а мы
забрались на лестничную клетку нашего верхнего этажа,
лестница - единственно общее пространство
с классами высшими, что ниже нас, и это символично,
но лестница для них здесь вероятно так
круглосуточно услужливо тепла, здесь и укрылись от
ночного продувного адриатического хлада...
внизу гудит работает парОм
5.
долгие ритмичные гудки разбудили
туман на палубе - глаза слезящий, едкий...
парОм звучащим пАром предупреждает встречных,
а мы гурьбой разнообразных левых -
вперёдовцев, комсомольцев и отдельных
всё спим на лестничном тепле
в личинках спальников в рядок,
будит нас окончательно
говор родной: работник-уборщик - украинец
здесь гастарбайтером трудится, пылесосит, грустит
завтрак алтайской комсЫ, лапша и тушёнка
на фоне непривычной синевы моря уже Ионического -
забавная экзотика
утро нас всех осветило у сухого,
ненаполненного для пролетариев бассейна,
интернационально сдружившимися -
рядом с баром лежат загорают на лавке одной
итальянцы с алтайцами: наши читают,
Андре с Маргеритой целуются
как велики, Земля, твои моря!..
после Чёрного - материковому Чёрному
Адриатика и Ионика кажутся океанами
и берегов действительно не видно
лишь бело рассекаемая синь морская
и штилевая в ясном небе даль
но моя одиссея -
не только путь из дому
в невиданные греческие земли:
ведь "Пенелопа", свет прекрасный мой
по воздуху над землями, над нами
обгонит в самолёте наш паром
и будет раньше по ту сторону морей
средиземельных
путь этот мой –
столь странный путь к любимой,
среди гречанок-брюнеток,
средь вьющихся их угольных кудрей –
свет единственный
её прямых лучей,
свет волос моей блОндушки –
ведёт и зовёт
через море это громадное:
вперёд, на форум антиглобалистов,
вперёд, к любованию любимой
в незнакомой древности в трещинках
руин источника культур Европы
среди морской сияющей равнины-синевы
её глаза увидеть, серо-голубым блестящие
и маленькую нежность уст её испить –
жажды утоление родное,
но не по возвращении,
а на новой земле, в сердце Старого света
встретить свой свет
да, море давно Ионическое, густо-синее
и меж островов мы вплываем
в греческие земли
мрачно-лесистые и каменистые
плавные склоны
склонны укрываться облаками
недвижными, густокудрыми,
эллинистическими, архитектурными
в белёсой своей высоте
островные ворота Лефкаса и Кефалинии
впускают нас – линию плавания
Суперфаст-Патера в Патры
самая верхняя палуба наша,
десятый этаж, полна
молодыми разноязыкими людьми
школьно-студенческих лет
темнокожими, русыми,
французами, немцами, итальянцами -
но не только туристами -
на Форум многие направляются:
пятиконечные звёзды
с футболок их нам улыбаются
внезапно радостная политинформация
от вперёдовцев: Маша Курзина, повыше встав,
провозглашает - читает смс,
что в Боливии Моралесом
(столь аморально и для наших олигархов)
к Первомаю национализирован газпром,
по поводу этому аплодируем и поём
Ионика спокойна
и водной синевой густа:
кажется - черпнёшь её ладонями,
и синий, словно вино плотноцветный,
взбродивший - этот цвет морской
останется в руках
из водной ночной разлуки
Европа назад вернула,
притянула нас к себе
сапожок Италии - нов,
форму держит,
а Греция - словно обувь
древняя, рассыпавшаяся:
морщинистыми кусочками кожи
кажутся отплывшие от берега острова
(а "каблук", от Афин начинающийся,
с учётом островов - был высок,
италийского выше)
земля, отступившая справа,
вернулась - и это уже
Пелопоннес
с пирамидальными горами,
невысок в поднимающейся
к облакам туманности,
а море всё волнистее,
появились барашки
на потемневшей
ионической синеве
но путь по волнам завершается:
на правом пелопоннеском склоне
высыпали домики белёсо,
балконисто, дружно, а слева
потянулся дугой мост
вплываем в порт своей махиной
мимо белых краснополосых
братьев-паромов и танкеров,
братьев меньших... средь них и польский
к городочку невеликому нагорно-кубическому
близимся - к густобалконному серому полису
отэль Galaxy синебукво на жёлтом
citibank и тут синеет табличкой
и первые благородные развалины
бежевато серееют над полисом
с тёмно-зелёными тисами-стражами
здесь пальмы как большие ананасы,
в землю вросшие
и в город едва углубился
вновь с нами у окон своих Неоплан -
на бетоне серп-молот
надписи красным ККЕ
греческий шрифт, прародитель
кириллицы, буквами "f" и "e"
озадачивает, спотыкает чтение
и подключает интуицию
праязыкОвую вербальную
"kolokitas" - клокочущее топливо,
автозаправка
МOЯЕ design
те же огромные рекламные щиты,
морщинисто окленные
голубой сигаретной темой НВ,
продающиеся новостройки
слова "пролетарий" и "продаётся"
здесь почти не разнятся
горы похожи на крымские
черепица и здесь,
но квадратнее
читаем "f" как "о"
и "e" как "е", не "с"
выгиб вездешнего типа
Coca-Cola tpia
у воды ресторанчик Rodini -
родины улыбка через шрифт
между Пелопоннесом и материком
залив не сильно шире рукавов Селигера
вода фиолетово-серая
всё тот же частный сектор у воды
и выше двухэтажные коттеджи
кубически гнездятся на склонах
хвойные аллеи
вдоль узкого шоссе...
о, расстояния Земные -
вас познавать мне столь азартно, ново...
сельское хозяйство к шоссе вплотную
черепичные, цвета кирпичного крыши -
как итальянские, но на меньшем кусочке
земли приморской, призалИвной
рощи цитрусовых
Коринфский канал - к другой воде
мы близимся:
зеленее она, но полосками,
синемрачная местами
BIOMHXANIKA -
уже привыкаем читать
кракозябры и зюки
горы кажутся глиняными,
а полисы - жилые горки,
домики лепятся друг к другу,
осваивают высоты межгорные
глинобитные древние горки
и коротенькие деревца...
но придорожно блестит благополучием:
тёмноволосая тетёха смотрит с рекламы щита
Avenue-журнала, дразнилки для
среднего класса
открывая предместье Афин,
шестиколёсный джип
вознесён на столп
у очередной автолавки
"clean & go" - бравая американщина
в городе древнейшей культуры
Афины... число множественное
воинственной богини,
как множество оконных огоньков
в наставшем чужеградном вечере
проезжаем сквозь
онемелость, выселенность центра,
окна двухэтажных домов
верхние - рамы ПВХ, нежилые,
низ - витрины-бутИки:
кухни, мотоциклы...
как праздник - жилое окошко
с домашними растениями
приятно, афиняне, заглянуть
в ваши большие освещённые
окна узкофасадных шестиэтажек,
современные дизайны в них,
широкие комнаты, во всю стену окна:
парад квартирного минимализма -
без картин, шкафов, хрусталей -
отнюдь не от бедности,
как раз стиль буржуазности
на перекрёстке же -
плакаты ККЕ на мешковине,
не срывают их на родине демократии
в ночи, кружась и возвращаясь
в поисках старого аэропорта,
видим Афины - портОвые и спортивные,
да и отданный нам-антиглобалистам
окраинный аэропорт застроен олимпийскими
громадами, к которым мы от мачт метнулись
окончательно всей двухэтажной тушей Неоплана
и прибыли
зелёные газоны, ангары и плакаты рукотворные
зелёно-красные призывные кракозябры
с разборчивой цифрой "4" и словом "фороум"
серпасто-молоткастые в ночи - нас зазывали с шоссе
товарищеские граффити, вот и вышли на воздух...
(такого холода, пожалуй, и в Москве сейчас нет!)
прохладно встретил греческий нас ветер,
зябнущие стар и млад, население Неоплана
располовинилось -
к гостиничным комфортам старина,
а младость - по ангарам, по спальникам
на белых пенопластах будем спать
"you make plans - we make history",
приветствуя и ободряя нас, сопричастных,
гласит очередной с ангара
голубой транспарант с разноцветными буквами...
перелезая через трамвайную насыпь,
тащим поклажу в соседний ангар
где селились раньше разве самолёты только -
будем жить семьёй многонародной,
постиндустриальное поколение:
на отсеки белыми стенками поделён ангар,
здесь поселится разноязыкий, революционный,
радостно глядящий в каждый встречный взгляд,
молодёжный мировой пожар
альтер-глобализации
входят со знамёнами иные,
сразу их на стенки отсеков прилаживают,
с рюкзаками, словно бы туристы,
даже палатки ставят на каменном полу...
продувной бездверный наш ангар
мы теплом свободы населяем,
кипятильниками греем котелковый чай,
угощаем немцев, итальянцев чачей алтайской
и поём в десятки голосов всем хором Bella Chiao
и Катюшу... соседние отсеки, слыша пение
всё прибывают в русско-чешский наш,
а некоторые уж спят с дороги,
но не мешает засыпать братанье-пенье
ни чешским экологам, ни анархисту Кирееву,
ни коммунисту Чёрному
6.
на утро, выбираясь зябко
из железно-ангарного хлада,
укутанные в несколько слоёв
всей наличной одежды, дивимся
(северяне-леваки алтайские, ярославские):
в свете розовом низкого солнца шагает
от кабин душевых, лишь синим полотенцем
махровым от воздуха отделённая, африканка -
улыбается, точно градусов не 16, а 30 -
блестят-голубеют словно льдинки
капли на тёмно-коричневых упитанных икрах,
а волосы-косички под полотенцем другим...
умывальный ряд, многокрАнные ясли -
точно пионерлагерный, советски-знакомый,
душевые - с иллюзорными занавесями,
в прозрачную шахматно клетку,
податливыми ветру,
и верно: стыд - долой,
нечего скрывать от товарищей
революционному человеку
по бывшей взлётной полосе мы рыщем -
стаи голодных антиглобалистов,
авиационные расстояния пробегаем
в сторону ангара главного, где откроется Форум
профили Ленина, Сталина турецкой компартии
- уже высоко на ангаре, разноцветные флаги - кто смог
влезть выше, тот и закрепил на арматуре
аббревиатурные свои имена
по пути - знакомая нам площадная
и радостная картина: раздача листовок,
программы Форума, движение активистов
разных движений, но здесь - не знакомые
сотни, группирующиеся медленно в тысячи -
здесь тысячи сразу
кто-то пьёт утренний кофе за столиками,
разыгрывая из себя буржуазию -
на единую валюту Форума, талоны
(anotherEUROpe is possible) - а кто-то
колоннами целыми, скандируя, напевая,
знамённо размахивая - наполняет ангар
это выставка словно, только не искусств,
а политических, экологических, но чаще -
краснознамённо-левых организаций
всего мира
здесь и наш стенд российский:
Левый Фронт, ДСПА и "Вперёд"
поместились на нём с фотографиями:
акции, гнёт государственный...
с грустными мелодиями борьбы баски проходят
меж стендов, зазывают своими дудочками,
барабанами, в арафатках соседи стоят,
отовсюду майки с революционной символикой
глядят...
но вдруг у родного российского стенда,
мелькание и шум мимолётный тесня -
ты появилась и всё осветила,
блОндушка в милитари моя
долгожданная, приветствуя:
"Венсеремос, товарищ!.."
взволнованно-голубое сияние глаз,
о котором грезил в пути -
пусть с небом моря хоть сто раз
отразились взаимно -
не стали бы как этот взгляд сейчас
но ты только транзитом, транслитом:
переводчицей быть спешишь, убегаешь
в этой гуще кипучей, говорливой, живой
заворожёно, словно музыкой басков, бегаю
кругами, набираю энергии звуковой, цветовой
и понятной без слов - подрывной и альтЕрной
словно из центрифуги другой, немосковской,
не родного - альтернативного центра -
выстреливаюсь с товарищами вместе,
с окраин Афин в самый центр,
на трамвае к Синтагме
с древнекаменным язычеством здороваться
утёс Парфенона
над кварталами, стадионами,
над зелёными кущами высится -
представляясь почти альпинистским
но дойти до него нужно Плакой -
узкой улочкой и по переулкам
как по лестнице ближе и выше
вливаемся здесь в повседневность
в пешеходность греческую,
мало отличную от россиянской,
мимо Макдональдса углового
по Плаке
даже в ходьбе узнаваемы:
по-русски зазывают торговцы шубами
да уж: нежданный вид одежд в таких краях,
но при погоде нынешней почти актуальный
левее идём, средь малых офисов банковских
бредём - им перстами факУем...
чем рестораннее кварталы,
чем сувенирнее ассортименты открытых
из стен во всю ширь магазинчиков -
тем ближе, значит, тот утёс,
откуда родом все изображения
божеств и олимпийцев,
оранжевых соитий
фаллических и неистовоглазых -
всего-то кувшинных, орнаментных...
(и то ведь неизбежно:
не будь такого вида "олимпийских игр",
извечного "орнамента" и ритма,
то не было б дальнейших населений,
экскурсии водящих и здешне говорящих;)
всего лишь метра на три углублены раскопки
почв, что - уж до нашей эры
как выжелтелых кож камней здесь цвет...
строительство, каменосочленение
для жертвоприношений, поклонений...
не угадать теперь, какие взгляды
в тех временах бродили здесь, на месте этом
божественно высокомерен Парфенон,
глядит по-городскому в переулки,
но мы всё у подножия его...
внезапно будничный застали инцидент -
погоню полицейских за воришкой:
бедняга перелез через ограду
и побежал средь древностей раскопок,
но, словно из Техаса родом, с воем
нагнали его два мотоциклиста,
свалили, треснули дубиной,
наручниками усмирили...
тёмноочкастые и в белых шлемах -
не походили полицейские на греков
то было из простого переулочка
открывшееся преддверье Парфенона:
наискось подъём, взбираемся
и перед тем как к пропилеям направиться
на ближний соседний утёс поднялись...
с предолимпийской высоты
глядим на море и Афины
и под ноги:
шагами отполированные
камни Акрополя, где хожены -
темнее, розовее, кварцевее
высОко ж забирались
и в таком ли ветрУ стояли,
думая что ближе здесь к богам,
древнейшие культурные язычники?
пропилеи пропускают к Парфенону
четвёртая его колонна слева
с отметиной заметной: выпала нижняя часть
здесь летали снаряды в начале ХХ века,
без церемоний сотрясали былые святыни...
обветренные рёбра-грани старозубого цвета
не такая уж великая, но всё ещё мышечно-сжатая
сила язычества над колоннами пыжится
а мы снова смотрим в нижний мир
людских Афин, где Форум и наш марш грядёт:
плоскость и мелкобалконность полиса нынешнего,
разбежавшегося по склонам,
заслоняет от взглядов богов
театр Диониса, распластанный и стёртый,
крутой амфитеатр при узкой сцене...
сквозь его окна особенно буднично
глядит вечерний вид Афин
вся длина Парфенон-колоннады
простоту и величие храма языческого
поясняет количеством, ритмом -
атеистам он ближе икон,
этот жизненный стойкий
безметафорный строй каменистых устоев,
ясных законов дальнейшего многовекового
стройклассицизма...
барельефно-груба человечья
мускулистость ягодиц Геракла,
волокущего змею в жертву Афине, а та -
непреклонно божественна ликом:
так богам полагалось и всем,
кто по мифам сюжетно разбросан -
при дароприношении иль изнасиловании
лицо героини хранит божественный покой
и знание всего грядущего,
пожалуй, лишь рукой Афина благоволит
гераклову подарку
подробно-жилистые ноги лошадей
на барельефах битв - всё тянут к реализму...
левосторонняя свастика множится в орнаменте
над скачками воинов и военачальников
ветер воет в Парфеноне -
непосредственное время,
смывающее каменьев частицы с колонн
а снизу звонят православные храмы -
голосят, словно лают на древнюю,
вознесшуюся над ними
твердыню язычества
(вездесущий Бондарёнок-Энерджайзер
лезет и сюда по пропилеям,
очкарик-"родинец" не видит земляка-меня,
а потому внезапно сверху слышит:
- Да поразит тебя Зевс! - говорю
православно-патриотическому туристу.
- Нет, меня не надо, уж лучше пусть тебя, -
отвечает огорошенный,
но и тут не растерянный
румяный смертный)...
мы же всё ниже спускаемся
с предолимпийских высот
хвойное, пихтовое
окруженье Акрополя
сыплет шишки на тропинки
средь ветхих фундаментов, узеньких
рыночно-уличных каменных линий Агоры
встречаю Армена Бениаминова,
тёплое его рукопожатие уводит далее
с друзьями над камнями
к храму Гефеста с тыловым и торжественным
просветом над жертвенником,
пергаментно пожелтевшим, но пережившим
желтенье и тление кожи и тел,
приносивших здесь жертвы богам
и богов этих самых,
созданных и свергнутых людьми:
храмы, деяния рук человечьих, остались в веках,
но не боги, смертобоязни людской порожденья
... с пригорка Агоры всех просят:
уж вечер, окончен музейный сеанс,
проходим в город, встречающий
фломастерным граффити нас:
"ROSH", анархическим
на древних и имитирующих древность камнях
в современность возвращенье -
лишь по мостику пройти
над проезжим углубленьем,
где блестят метропути
открытых кафе под зонтиками
на прямой узкой улочке
сразу ждёт распростёртый уют
пирожок-мусака, фиолетовые маслины,
домашнего вина нальют...
всё, чтобы монетки и бумажки "ойро"
не проходили мимо белорубашечных халдеев
вот только не ведают ни официанты,
ни бродячие музыканты у стола,
нас за тур-итальянцев принявшие,
серенадящие "соло итальяно" -
что эта клиентура в милитари
скоро многотысячно выйдет
центр Афин сотрясать своим маршем
таким радикальным туризмом...
вечер сумеречно спрятал
древнекаменный Акрополь,
лишь подсвеченные храмы
греют взгляды леваков
и назад с Агоры в город
втягивает в будень звучно
нас стальное вдоль скольженье
рельс афинского метро
открытый светящий тоннель
общественного транспорта-рацио
под возвышеньями божеств
подвёл свою подземную черту
7.
утро дня пятого мая
в привычном шуме встречаем
главного ангара
средь множеств семинаров
"сегИ" означает: вперёд, продолжай...
молодая социалистка из страны басков
рассказывает о двадцатипятилетней борьбе
организации "сегИ", ее ровесницы, возможно,
тридцать пять активистов арестованы в 2001 году,
двадцать тысяч вывели на акцию за социализм
на нелегальном сейчас положении
такие как она невысокие румяные брюнетки
и брюнеты-баски, грустной музыкальной сказкой
завлекавшие вчера средь стендов в мир своей борьбы
брюнет же высокий из Германии,
с ней рядом в президиуме семинара сидящий
ругает соцдемократские профсоюзы:
не могут организовать класс,
проблемы как у нас - приватизация образования,
студенты и рабочие-металлурги
в 2001-м устраивали битвы в федеральных округах,
из-за нечеткости требований ничего не добились
против неолиберальных реформ
бороться надо, а не за
снижение оплаты обучения
социализм - задача
образование - для всех
солидарность - оружие
борьба должна носить
вооружённый характер
или социализм
или социал-демократия
и пока на нашей
взлётно-посадочной окраине
разгораются костры дискуссий,
в центре Афин уже как пролог
завтрашней манифестации:
профсоюзный протест эмигрантов,
попытка войти в здание афинской полиции,
перебинтованная рука итальянского журналиста,
участвовавшего в штурме участка -
повествует сероглазая итальянка,
из-под каштановых волн волос заботливо
и дружески глядящая на героя дня:
неярко-рыжий, он всё пышет битвой...
всё это слышу твоим голосом, мой свет -
среди свежефанерных кабинок скрылась,
среди babels, переводчица моя:
ведь русско-слушающих в зале - только я
на десятки иностранных товарищей
тебя я слушаю,
твой мягкий, чуть усталый подростковый -
ни ответить, ни шепнуть не могу,
но беззвучными словомыслями
целую светлую мою
и маню...
по лестнице, что рядом за окном
с площадки внутренней предкрышной
взбежать и увидать эгейскую густую синь
и к ней прижавшие наш экс-аэропорт
медленносклонные светлые горы
обняться на ветру на плоской крыше,
контраст волос в наш знак соединить
и надышаться и напиться поцелуем
с примесью агиас-косматого ветра...
но ты на работе,
а наш разговор - монолог
интересный и важный,
недетский:
более шестидесяти тысяч мигрантов -
во Франции сезонный найм,
уличные торговцы, изгоняемые
итальянскими муниципалитетами
в Риме, Флоренции, Венеции,
создают советы, а этнические рынки
превращают в интернациональные
на заброшенном аэродроме -
вкруг которого расползлись
и на горы взобрались
белёсые квадратные дома -
живём мы, стаи антиглобалистов:
рыщем в поисках революционной пищи -
в листовках, в глазах иноязыких товарищей
просто купаться в море этих лиц
к другим чертам привыкшим взглядом -
вот антиглобализм
идти к ангару главному
и приближающуюся навстречу
кудрявую брюнетку полнобёдрую
с улыбкой разглядывать,
не зная, из какой она страны:
и только по приветствию,
рывком с надеждою, одновременному -
я: Venceremos!
она: Salut! –
понять: француженка,
(но что я русский поняла-то вряд ли;)
глядела на меня-брюнета
внимательно и долго тоже,
язык нам лиц разборчивей,
всё дружелюбнее и люб
он был бы дальше,
здесь в ангарах,
если б не мысль
о блОндушке родимой
быть молодыми здесь
не только присутствующими,
но и связующими
веселО и жИво:
пишет мне на моб смсы
подруга юная товарища Шапинова –
они в Вене бушуют у посольства США,
с красными флагами, с них чёрноблещущим Че,
киевская делегация, сюда не добравшаяся -
а ему с несвязующим его мобильным
через меня присылает
«я очень тебя люблю»
вот с такими напутствиями
жить нам и в путь веселее, уверенней
идти будет завтра –
антИглобалИть демонстрацией
8.
но не только
(предшествие шествия, шестое мая):
едва солнце поднялось из-за плавно-серых гор
и жарко стало глядеть на море
сквозь ещё холодный с ночи воздух -
мы просыпаемся в своих цехах-бараках,
вчера уснув согретые Узой,
с пектусиновым привкусом чтоб снилось,
словно микстуры глотнули перед сном
мы выбираемся, идём чрез аэродром,
впереди темнеет прохладно Эгейское море -
Эгей, море!..
уже кружит здесь, патрулирует вертолёт,
ждёт выдвиженья на Афины
"you make plans - we make history"
эту надпись на ангаре пятом
прекрасно видно из его кабины
с ангарного большого семинара,
переводные приёмнички с собой прихватив –
в автобусы все загружаемся, не группами,
не делегациями, а перемешавшись:
в восторженном движении все едины,
глядим
и отвечают Афины
всем буквенным языком прибрежной улицы,
проезжаем буржуазные тёмные витрины
Михолопулос exclusive design,
habitat– утварь, обстановка, где – обитают
но и наши тряпичные плакаты
среди рекламного витринного гламура
чеканят: ФОРОУМ
грудястая Латоя на афише
снималась явно вниз головою,
чтобы покраше нависли капиталы
сдержанная темнокожесть, сероватый беж
(на сосках пятиконечные
красные звёзды - цензуры)
плакаты Форума вкрапляются
в латиницу и спорят с
join freedom
join quality
KANAPH
Kanapi
рекламная витрина Playboy’a–
другая Латоя,
но тоже грудька товарно выказана
Alpha bank (однофамилец расейского)
Goody’s
KKE плакат настОлбный
а в уходящей вглубь
и ввысь к горам улице
бельё в два ряда на балконе
Euro house
по улице Посейдона едем,
переулок Эйдос отбегает вверх к горам
такая топонимия привЕтна нам
на стене Альфа-банка начертано: bad
пальмы сохнут меж балконных
буржуазных стен (Посейдона-50)
и рекламки всё врисовываются в наши автобусные
окна широкоэкранные, как и витрины минуемые
Honda dream
Big blue yachting
Interamerican
Jennifer Lopez
ноги baby на розовом avto Praxis
eurolife
магаз-лабаз
на проспект вырулили
посредине пальмонасаждения
и вновь alpha bank
в доме-развалине – автосклад:
глядят на улицу со второго этажа
и крыши капоты разных поколений
машин вплоть до начала ХХ века
(худпроизведение?)
åAMONAå 83
ржавь вывесок
здесь скверики других деревьев
разлУчья переулков
афИнят, вовсе не москвЯт
похожая на рябину особа
листвою шелестит в холодном ветре
зовёт домой, в Москву-весну…
ощутимые колёсами
железные обклёпки полос дороги
не дают забыть, где мы
осколко-стекольный
сдуваемый человек
современный памятник
(кому?)
ЛЕОФОРОå
ненужно-отельный шик
и снова Альфа-банк
ОМONOIA– уже здоровается
Именем своим площадь, откуда начнём
гречанки полные и крашеные, пешеходки
president hotel
за окном автобуса
молодой полицейский
губами вышевеливает шофёру: Форум?
нас ждут синеформные полицаи
на Александровском проспекте
синие мелкорешётчатые окнами
автозаки средь пальм
проспект неширокий
располовинен один рядком
деревьев лиственных
а впереди бушует
море наших
высаживаемся и идём
разноязыкие, разноплемённые
многоимённые мы антиглобалисты
здесь только наши плакаты – встречают:
improve capitalism?
Impossible
overthrow it?
Invintable!
улочки – вверх, в зелень
с людское море стекается в демонстрацию
свежо и огромно весне здесь
из уличных рупоров,
словно советских московских,
1930-40-х – музыка с драйвом,
песни бравые
рядом с вывеской, например,
express pizza
на встречной узкой линии проспекта
отделённой газоном с кустами
выстроились, расцветились флагами
уже колонны
поспеваю навстречу своим
мимо многоэтнической массы,
музыки, флагов, уже знакомых лиц
сливаемся в колонну «Russia»
за красной растяжкой
шагаем словно дома у себя
но массы такой молодёжной,
такой незнакомой по звукам,
манере звучать и кричать – не встречали
скандируем в акустике афинской:
«наша родина С-С-Р!»
эс-дэ «Вперёд», Армен Бениаминов,
возглавили колонну, зажигают:
«уа-уА-ан солюшон – реэ-во-лю-шон!..»
голая золочёная и серебрёная девица
с рекламы на остановке показывает пальцем «цыц»
doccini оriginal people’s shoes
за нами бурно барабанят (итальянцы?)
стираются различья языков
когда идёшь в таких живых колоннах,
когда скандируешь понятное каждому
«one solution…»
минут пятнадцать лишь прошли
и даже показалось всё похожим
на московские шествия всё же, но
среди многоликой демонстрации
вдруг словно волки промелькнули
в чёрном и противогазах анархисты
с рюкзаками…
казалось – тоже маскарад,
вслед за ними – выстрелы, смятенье
их манёвр просто бы попыткой прикрыться
колоннами, направо потом побежали
в переулок и тут
набежали с пальбой полицаи
тоже в чёрном, по правому тротуару,
вооружённые и в касках
колонны встали и
как по сигналу близких выстрелов
(не знаешь, чем стреляют –
пули-то, пусть и резиновые, сбивают с ног)
и с первым наплывом слезоточивого газа
(вот чем палили из своих железок)
колонны врассыпную влево…
растяжка наша красная – почти на землю
все – любым тряпьём спасают носоглотки
я подхватил нашу «Рашу», сквозь неё дыша
и в переулок, через ограды пешеходные
с товарищем Мокеевым,
самарским комсомольцем-вебдизайнером
навстречу уже синие полицаи
растерянные, рация кудахчет…
но мы манёвр свой весёлый,
газу слезоточивого глотнув слегка,
на квартал назад выполняем успешно:
отступив переулком, параллельным
Александровскому проспекту,
параллельным тихим миром за минуту
надышавшись
(спокойна над пальмами оконная жизнь)
и – назад, к товарищам, в бучу
вернулись и в свою же сгрудившуюся
отступившую колонну попали
и вот подарок:
внезапно в этой суматохе
обнаружившаяся средь наших
моя блОндушка глядит
из-под зелёной банданы с укоризной
серым взглядом:
- Где ты был? почему на смс не отвечал?
волновалась…
идём теперь рядом, светлые локоны
ниже банданы поцеловал и шепнул: «мой свет»,
минералкой из её бутыли оросил
свой кусочек растяжки-противогаза
вот мы и вместе в Афинах шагаем
средь антиглобалистов, такое нам счастье –
дышать слезоточивым на двоих газом,
не на курорт же отправились…
сместившись влево среди клубов
то ли дыма, то ли газа,
сперва стояли, злились,
затем скандируем «по-зор!»
и вновь вперёд шагаем
сзади подпирают неистовые итальянцы
с барабанным боем поющие,
возглавленные почему-то ярославскими
товарищами: Ярославом-соцсопровцем,
красавицей-барабанщицей
(тоже прямоволосой блОндушкой) румяной
переглядываемся, воодушевляемся
и вновь поём: «вихри враждебные»,
в зоны газа попадая умолкаем,
носы прячем в тряпьё,
но возобновляем:
«товарищ, смелее, гони буржуя в шею!»
проходим битый анархистами
и наружно подожжённый Сити-банк,
бело-голубая символика комфорта и прагмы
покрылась копотью стеклянная дверь и витрина
уже не так радушны
полыхает полицейская машина:
«чёрный блок», анАрхов стая
туда незаметно подбросила «молотова» -
полицейские едва успели выскочить
горит машина вместе с колёсным мусорным баком,
дым двух мусоровозов смешивается
газовые облака наплывают временами,
но идём всё веселей, поём, скандируем
и улицы Афин неспешно расступаются
стеклянный ветро-человек уж пройдён
и шире проспект, с некоторых домов глядят
через слезоточивую облачность проплывая,
шагаем победителями
чтобы взбодрить – выпрыгиваю перед колонной
и упражнение предлагаю, ритмично пружиня,
прыгая по афинскому асфальту:
«кто не прыг-нет – тот бур-жуй!»
комсомолка Франческа вмомент подхватила
и скачет мне в такт
с крыши слева попутного пустого здания
(похожего на дом 6 с Рабочей улицы),
сквота на вид, –
снимают на фото и видео
десятки анархистов
наш марш
посольство США отделено плотной стеной автозаков –
здесь авангард анархистов уже прошёлся, дымятся обгорелые
останки мусора, валяются капсулы слезоточивых гранат
Афины-град…
увидеть незнакомую столицу так
из колонн, под крики, барабаны –
но увидеть солнечно-лирично
и в высоте балконов угловых,
в нежданных ответвленьях переулков
взглядом любуясь блуждать,
но шагом маршировать
вот судьба моя и всего
нашего товарищества за растяжкой «Раша»
с родными лозунгами и с песнею «Катюша»
шагать по новым улицам,
вливаясь во всемирный марш протеста
последний поворот – здесь выворочены камни
из ограды административной домины
в стиле классИк, в здешнем стиле…
анархи пытались перевернуть автозак,
навстречу – товарищи с белыми,
словно гримом подведёнными глазами –
спецкрем против газа, оказывается,
ещё лимон помогал – прямо с деревьев
попутных срывали и мазали вокруг глаз,
чтобы враг не видел наших слёз
остановились – шествию конец,
а мы всё в полный голос
«Катюшу» и гимн Союза допеваем…
но расходимся, в конце концов,..
словно не мы, не демонстранты теперь
– разделившись,
разиндивидуалившись,
бредём по окрестностям Плаки,
средь закрытых таверн («Ночные Афины»)
и заброшенных домов,
и под Парфеноном пьём вино
Александровское, конечно же
фиолетовые маслины – густы…
но и здесь холодает, на крыше
ресторации (единственный заработок квартала
кубических частных домишек –
кафе и магазины)
узкие лесенки переулков
выпускают в вечер темнеющий,
провожают витринным светом
на окраину нашу, к святому Козьме
на метро
Монастыраки – станция:
после долгого белого эскалатора
рельсы двух путей посередине,
платформы глядят друг на друга:
такое неожиданное фронтальное наблюдение быта -
задумчивость пассажиров, в московском метро
устремлённая в стены, здесь открыта обзору –
и всё здесь по-старому, по-нашему
такие же консервативно наряженные
в кофточки бабульки, в руках сумки,
такие же найтлайф-щёголи с нагЕленными волосами,
служивый-военный в чёрном
с гордой фуражкой в руке,
а с рюкзаками школьники-студенты,
и то же грустно-обречённое
дружное стоянье-ожиданье всех
будто в другом (действительно: надземном) мире
гремела демонстрация сегодня
9.
седьмое мая
все с утра на трамвай и на пляж
единственный бесплатный
Эдэм по названию
Эгейское море – эгей, холоднО!..
но удерживает солью,
а выходящих - высыхающей щекочет
на коже, словно солоно жжёт
как искусственный лёд…
строим замок из гальки – везде эти дети советские
алтайские товарищи с прорабом Котовским
будут строить новые высоты – и в этом наша суть:
не разрушать лишь,
но возводить новь
детки-греки останавливаются –
башне и замку дивятся
с красным флажком наверху
и пока наши строят - пою
под нейлоннострунную гитару
на афинском эгейском ветрУ
премьеру для здешнего воздуха
и для ушей товарищеских –
«Мировая революция» песня зовётся…
фигуры юных гречанок
бежево-гарных в масле загАрном
скульптурны вполне –
полнотелость, что мрамору привычна,
и приземистость наяву не выглядят
эталонно, но
жизнь всегда красивей предков-статуй
вдоволь наобжигавшись
свежими эгейскими волнами
и солнцем весенним горячим
уходим снова в центр Афин
от самого берега Эдема:
поэт должен пройти этот путь
двухчасовой
среди четырёхэтажных
четырёхсемейных домов
апельсиновых деревьев,
ароматов здесь расцветших весенних –
к Алтарю Муз…
на пустой остановке трамвайной – дежавю?
не московская ли пассажирка
общественного транспорта Борисова Елена?
тоже на Форум, уже после всех беспорядков?
однако мы вперёд пешком,
трамвайчика не ждём
этот пусть словно сон
по похожим улицам, среди частных
домиков с гаражиками, апельсинами в ветвях
среди буржуазных постоянств
пространственных
идти с товарищами вперёд
под праздничными звёздами-иллюминациями
на столбах фонарных (точь-в-точь как наши)
поглядеть на город внутри,
что вчера рассекали мы маршем протеста
по Александровскому проспекту
на крыше каждого частного домика –
по частному баллону для водообогрева:
нет центрального отопления,
блестят хромировано баллоны –
и от солнца тоже греются
магазинчик русской еды даже попался попутный
но пустой: одно название над голой витриной
с ящиками от перекуса строителей оставшимися
цветы невиданные на кустах благоухают –
вот уж Эдем, у нас и листья только кажутся,
а здесь аромат валериановый, томный…
с окраин быстро прорвались к бульвару,
здесь тоже мир и быт кафешек,
книготорговля с лотков –
московско-знакомое оснащение
и спят на лестнице бродячие собаки
словно дома
скалистым конусом с узкой колоннадной развалиной
Алтарь Муз меж домами проглядывает:
по хитросплетениям пешеходных мостов
и автотоннелей, меж хрущебного типа пятиэтажек
и торцов домов нежилых –
близимся к высокой нашей цели
за шоссе – обычный скверик,
обелиск в нём погибшим во Второй Мировой
дедушки в сквере за детьми приглядывают,
а они футболят, на качелях,
стараемся не нарушать их траекторий…
быт городской – он везде одинаков,
только на памятнике новая пририсовка,
не надругательство – краснозвёздное граффити,
знак понимания и почитания непосредственный
угловатыми домами переулки рассеклись,
мы всё ближе к горе, мы к ней
с тыла подошли и по винтовым тропинкам
быстро поднялись –
поглядеть на ноги лошадок, богинь,
на Парфенон с горы соседней,
на жертвенник ниже колоннады «этажом»:
простая ниша с почерневшим потолочком
и камнем-наковальней –
нарубильней, говоря точней
куда и сам бы голову склонил…
но ямки здесь от жертвоприношений,
выбоины – от убийств животных,
чтоб музы посещали тех поэтов,
чтобы любовь в стихах была живее,
лилась здесь кровь
невинноубиенных неразумных…
стало быть, кровь и любовь
изначально в поэзии вместе
о, пергаментный цвет
древнемраморных камнебогов!..
в этой старости изваяний, но нетленности линий,
хоть сколотых, хоть разломленных –
задумчивость художников-веков
и с этой высоты
классической языческой
спускаемся в реальность радикальную:
в город домов и людей,
ресторанов, банков и люков
в город, где кофе за «евро»
и молоко, и оклик бармена: «месье»
(наш Миша Кропоткин щетинистый бородач
ему французом, что ли, показался?)
в город древнейший, что вчера
не завоёван был, но потрясён
всем нашим маршем
10.
восьмое мая –
восьмерка, замыкаясь, значит:
возвращенье
опустел аэродром, только мусором завален,
в главном ангаре монтируют уже новую выставку автО –
металлический наст на пол…
допоздна, дотемна вчера пели
и с болгарами песни советские,
и у костра диалог с итальянцем,
похожим на Сержа Танкяна –
мы - песенку русскую, он – свою,
знание Bandы Bassoti– как пропуск антиглобалистский
у последнего костра, что перед ангарами нашими
прямо под лозунгом «We make history»
дрова добывали, словно для костра мировой революции,
доски ломая, немец-брюнет ногу гвоздем лихо поранил –
помощь наши товарищи девушки оказали
скорую и квалифицированную
круговая чаша греческого красного вина
ходила почти досветлА
и бежали мимо нас трамваи
по короткой линии в депо
в свете утреннем садимся в Неоплан,
он почти как аэроплан
наш второй этаж уносит назад
но, едва углубившись
снова в тихий быт Афин,
возвращаемся на аэродром –
чтоб забрать здесь запоздалого Медведева Кирилла,
поэта и литературоведа: счастливое совпадение –
жена приехала, он с ней и ночевал,
а поутру с трудом понимая таксистку – опоздал
это возвращенье в начале возвращенья
и дало минуты обойти ангар – ничего здесь узнаваемого
без людей и стендов, только стены…
место в секторе «Е», где говорили с парнем из Чиапоса,
итальянцем, ставшим сапатистом,
пустое-проходное…
уходя уходить необходимо –
а заглядывая в будущее ждёшь,
вероятно, пустоты, но всё заполняется пространственно:
на место антиглобализма – ассортимент автокомфортов…
но вот бежит с мешком-тюком вперёдовец Медведев,
и мы стартуем во второй раз от породнЕвшей
нам дымки розоватой над АгИас КОзма, под горами,
над ангарами вдали, где жили мы
without business plans, with history…
глядят исподлобья
сутулых православных
приземистых храмов окошки,
(что веками позже готика присвоит)
Афины долго нас не выпускают:
всё возвращают по портОвым коридорам,
курсИм средь нефтяных окраин,
но всё же к Патрам выезжаем…
на гОрах Греции дремали облака
недвижно белоснежно
над каменно-зелёным
ниспаденьем склонов
и снова раскинулось море,
широкий наш путь (иль rewind)
(обратно) с вечерним
причаливанием в Игуменице…
буйным, грубым ветром
выдувает домой
из своего межгорного залива
Греция
11.
наутро - душ в запруженной кабинке,
товарищи собрались за столом:
девятое же мая
поют фронтовые песни под гитару
попутчики из иных стран слушают
в креслах укрывшись от ветра
словно в зрительном зале –
немцы, американцы…
а море всё так же безбрежно,
дождИт, серО, волнисто поутру
дождливо нас встречает и Анкона
и самое здесь время
спать в пути
(полузакрыв веки
среди мельканий тепловозов,
мало отличных от советских
на развязке железнодорожной, попутной
асфальтовой линии отъезда)
проснуться на бензоколонке-остановке
выйти из сонной парилки
и вдохнуть глубоко вдруг
материковую весну –
после дождя она тут
словно наша –
оставленная на тринадцать дней
и к ней, дождливой, свежелиственной
я возвращаюсь
и к своей светловолосой
(от волос которой – свет…)
путь в Грецию четырёхдневный
до четвёрки мая
(и Форума четыре было дня)
пожалуй, теперь лишь одиссеей
вышел вдруг моей:
часов, минут искал
с любимой на чужбине,
но не нашёл
и вместе лишь в колонне
слёзы лили коллективные -
слезоточивым газом, но
не чувствами личными рождённые,
в потоке едином антиглобалистов
текли внутри Афин
скандируя, смеясь и улыбаясь
теперь же знаю –
в холоде и солнце
афинских вовсе
не было нам мест,
минут, маршрутов
там совершался революционный долг,
но дОма лишь мы будем вновь свободны
и друг другу вверены вполне –
в московской, без нас уже расцветшей,
впервые нам подаренной весне
Европу прорезая
автопробегом обратным,
знаю, вижу:
лишь родные,
лишь твои глаза
отражают мира небеса
ржавые, зелёные
над шоссе рамы –
это всё заграница
несётся мимо
но в вечер из дневного полусна
притягивает Венеция: островная,
близко обозримая с берега,
где морем ещё пахнет,
в песке роется вода
небольшой плоскодонный местный
морской трамвайчик качаясь
по маленьким волнам
поплыл в залив Венеции скорей
характер итальянский капитана
чуть не столкнул со встречным
кораблём побольше и потяжелей:
никто не хочет курс менять,
разминулись в метрах нескольких…
и всё же засветло
(хоть и в дождевыми облаками укрытую)
вплыли в Венецию, в залив её центральный –
запах здешней воды
как-то пришёл незаметно,
сперва будто частью весенней и женственно,
немного ивовАто, словно корой размокшей -
но вскоре обнаружил старость
и уже не оставляет:
хоть цвет её чистейший
цвет морской волны,
но запах мрачный, склепный –
древесный низ рукотворного острова
воде отдаёт свою гниль благородную
веками…
справа и слева набережные
друг от друга недалеки:
вот и вся Венеция, дома невысоки...
выходим
на камни моросью увлажняемые
почерневшие под домами,
на короткие мосты
наивно вступаем в лабиринт неведомый
через Сан-Марко, направляемые
старой заповедью: «куда глаза глядят» -
потоптали нас голуби на узенькой,
серыми стенами обнятой
узкоколонной площади –
и мы уже вошли в этот
межстенный мир огромной коммуналки,
где дерево из стен
глядит древнее
людских костей
купцов венецианских…
Джим Моррисон глядит с обложки книги
из витрины закрытого магазина
словно с книжной полки,
а мы – по коридору пустой квартиры
идём в неизвестный вперёд
заблудиться здесь
среди не улиц даже, а
просто коридорчиков –
можно на первом же перекрёстке,
в любом дворе сквозном
всё близко – и запахи особенно:
людские, помещЕнные, сливнЫе,
но главный -
везде преследует
красавицы-воды
незримый запах градоразложенья
мы бредём со вперёдовцами
с бутылкой на всех одной недорогого
литрово-бутыльного красного вина –
без него этот город был бы невыносим:
лабиринт, где из каменных арок
кажущийся выход любой –
выход к склепной воде,
болезненно блестящей неживой голубизной,
словно неоновым в морге светом…
только домик-мост Ponte del Rialto
даёт оглядеться: Венеция вечерняя,
причаленные гОндолы, узкий канал
имитатор струнного средневековья
разгоняет подОблачную прохладу и влажность
задумчивыми переборами изяществ
эпох не наших: мы же курим, пьём
и идём всё дальше по лабиринтовым прихотям
фотографии туристов-триумфаторов
выходят снимками призраков,
на какой бы мост ни взобрались…
немудрено: заблудились,
пока смеркалось и всё новые бутыли
сопровождали левых молодых
в веселье бесцельных блужданий
и даже в пиццерии запах
венецианский словно пропитал начинку
сырно-морскую:
уже не запахом воды здесь кажущийся,
а запахом стен – да, Томас Манн,
ничего кроме «Смерти в Венеции»
такой воздух не навевает –
уж точно не любовь:
несчастен тот, кто
утром этот дух вдыхает
после страстной ночи…
древесно-морская закваска воды
перебивает и весеннее дыханье:
деревья зАзелено погибают,
как в Москве здесь в каменных дворах
и окна все пустуют…
«this dead city belongs to me»,
если нелюбим, если не ведом
дорогой к любимой далёкой
а она всё плутает –
дважды поворачивали
не в сторону Сан-Марко от храма,
вышли в результате из коридоров
уже стемневшей Венеции
(загудевшей в глубине помещений
ночными дискотеками)
на противоположную набережную
от места высадки,
скудно освещёна нужная нам сторона
фонариками, а за ними –
впалая тень Святого Марка
густосиняя ночь наступила в Венеции,
мы бредём, отгадывая путь обратный
к мостам стремимся неуклонно вправо…
я понимаю вас, Иосиф Бродский –
и прочие поэты-земляки:
здесь вам уютно упокоиться придумалось
Венеция – огромный слепнущий склеп
и на плаву как викинги вы мёртвы…
…но только по подсказке
из-под колокольни мрачной путь нашли:
Сан-Марко в полутьме,
лишь чёрно-голубые полицейские
единоевропейские по форме
по галерее шествуют,
покуда красного вина
глотки живящие
средь этих склепных стен
вбираем
добегаем до зданьица назад,
где будет ждать речной трамвай,
Харон наш…
хоронятся соотечественники
под козырьком дома всей гурьбой,
я же в двор заглянул,
чтобы с этим дождём
в атмосферу Венеции влиться
дереву толстоствольному
полуживому экс-вином угоститься,
а мне приглядеться к стенам
и здесь нежилым,
проваленным черепичным крышам
campiello del piovan…
с опозданием наш перевозчик приплыл,
в его свет набиваемся греться,
а дальше – сон,
словно всё это сон,
по волнам в темноту уплываем…
вот такие последние хмурые
ворота на пути к тебе, мой свет,
получились – странствий венец, Venice -
поглотили и усыпили поэта твоего,
так что сидящего спящего
будят попутчики-друзья:
приплыли, товарищ Чёрный
12.
утром Австрия…
лишь худенький католицизм австрийский
средь белых круч альписких
холмов зелёных и дорог
трейлёры Litwinski
edlar grab Zlatopramen –
тоже тянутся домой к себе,
попутно нам через поля
к полянам, к Польше
плантации хмеля
среди зелёных
придорожных перелесков
солнечная батарея
на крыше сарая
в районе Shwarzenbach
Германию за день насквозь
лишь под Дрезденом
остановимся вынужденно,
вновь сменить колесо,
рванувшее звучно –
у кладбища уютного безлюдного
где надгробья серокаменные
лётчиков рейха и мемориал-антифа
в одном лесу безмолвствуют-живут…
споём им тут на вынужденной высадке
Бернеса Марка «Журавлей»
…вечереет в пути,
и таможенники людвигсдорфские
медлят опять, а закат охлаждает,
потом же как праздник –
магазин первый польский,
евро-падение цен
на сон опять грядущий…
13.
прорываюсь сквозь
пути молчаливость,
чрез банкротство мобильное,
дни без смс
(тем путём, что в Москву
из Польши через Беларусь
веками шли твои предки)
чтобы мне век и лучистых ресничек твоих
вновь коснуться, блОндушка моя,
желанный окаянно ангел:
изморосить поцелуями
твою юную светлую кожу,
ответно-розовые моим встречая губы
твои, такие маленькие
и далёкие сейчас
латиница вновь отступает
перед кириллицей, оставляя
лишь свои «i» в белорусских названьях,
да и то без точек
и трясучая дорога белорусская
на Баранавiчы да на Мiнск,
весёлое соседство Ы многорусской
и латиноевропейской «I»
пашут на лошадках
земля здесь грубее, некультурнее,
буйнЕе зарастает кустарниками,
оттого тракторам-Белоруссам
сложней её возделывать
дома знакомо-серые убогие,
а крыши шиферные вновь
объясни-ка всем этим полям
невспаханным, коровам и крестьянам –
что есть такое революция,
зачем им нужен коммунизм?
зачем везём через Европу
всю рев-символику свою,
зачем вдыхали газ слезоточивый
словно ладан в церквах современники?
но именно этим день за днём
и станем заниматься по возвращении –
взращиванием росточков революции
в государстве, пренебрегшем
всем «поверхностным», почвы не засевающем,
лишь в недра запустив когтищи олигархий
и нефтесосные жала капитала
оросить поля нефтью?
нет – нефть перегнать в хай-тек
и поля обрабатывать
новыми чудо-машинами,
сёла в коммуны сращивать,
чтобы выращивать
на этой грубой недоверчивой земле
людской коммунизм для всего человечества
…Белнефтехим - госмонополист,
кремлёвский Лукойл со Славнефтью
допущены слегка, довольно редко
наш Тибус щёлкает по стыкам плит,
всё намекая на клавиатуру,
дороги более знакомые
так же вздрагивая на стыках плит колёсами,
твой транспорт, ангел, самолёт –
отрывался от земли и обгонял мой -
в одноцветном с глазами твоими небесье…
Шалашына…
возвращаемся в медленно закате
и ночь поглощает
сном уже привычно-неудобным в креслах
14.
а пробуждаться
уже на Можайском шоссе,
словно в самолёте приземляющемся,
мгновенно проезжающем
и арку Триумфальную,
и Третье транспортное,
чтоб лишь за Киевским вокзалом
свернуть направо на Смоленской-сенной
и катиться по Садовому так быстро
в безмашинной ночи,
что Павелецкая, Таганка, Курская
минут в пятнадцать уложились и сменились,
покуда со второго этажа не слез я
указать дорогу чтоб: шафёрам, тоже сонным
за весь путь –
свернуть под эстакадой Самотёчной направо,
по Олимпийскому до трамвайной линии,
направо вновь, и по щелчкам межрельсных плиток,
словно по тактам прокатываться вверх,
где нетрамваю-то нельзя,
но ночью можно,
так подкрадываемся к Комсомольской площади,
притворившись трамваем
через Проспект мира, через все мои
разгУлянные кварталы в полнейшем безлюдье
в четыре-то ночи часа…
глядит окошками приветливо-домашне
гостиница-высотка «Ленинград»
за Казанским вокзалом прямиком приземляемся
на исходную точку, у дома жилого рабочего,
в строчку первый этаж узнаём:
АиФ ателье ЕЙЛС журналы, газеты, книги
дома ночь, не включилось метро,
четыре часа – моё время (Ч)
(Д)
